Пусть я не могу воспринять текст и историю адекватно, но этот кусок пора уже выкинуть в свет и продолжить крепить куски дальше. А то зарастет мхом нафиг.
Как всегда, буду рад прочесть комментарии с впечатлениями, если у вас будет желание что-нибудь мне написать)
Название: ЛОТОС В КОНОХЕ ЦВЕТЕТ ДВАЖДЫ. Часть 8Автор: .Ero-Jounin Hatake Kakashi
Жанр: yaoi, новелла
Рейтинг: NC-17
Персонажи: Котетсу\Изумо, Хаяте, Генма, Ирука и другие
Дисклеймер: все принадлежит Кишимото
Статус: в процессе.
Размер: макси
И того, 86 страниц фанфика набежало...А
Sideburn нарисовал мне 2 скетча по фику с кодовыми названиями "Пиздец" и "Пиздец в архиве"
ЧИТАТЬВолнение подкатывает к горлу. Даже подташнивает немного.
Котетцу едва удается запихнуть в себя немного еды и залить сверху чаем. Исключительно для того, чтобы не обидеть бабушку, наготовившую скоропортящихся блюд на целый взвод вернувшихся с миссии джунинов.
Вид всклокоченного Изумо, сосредоточенно ковыряющегося в своей плошке, оказывает привычное успокаивающее действие, даже несмотря на то, что у Камизуки тоже не получается скрыть нервозность.
У друга забавные волосы, будто проволока, топорщатся из-за соприкосновения с подушкой. Слепо смотрит в пустоту не скрытый челкой мертвый глаз.
Они вместе, и это самое главное.
Все в норме.
Парни идут на аудиенцию к Хокаге. К великому старику Сарутоби.
Осознание накатывает неожиданно, вместе с первыми лучами утреннего солнца, когда напрочь отшибает сон. Они лежат, и тупо смотрят в потолок около часа, прежде чем приходит время собираться и готовить завтрак.
Сейчас все, что случилось накануне, кажется вырванным из контекста реальности.
Вчера давно забытое ощущение свободы пьянило сильнее, чем саке. А подлинное настоящее происходит сегодня.
Осязаемое, яркое, объемное, совсем не похожее на обрывочные видения в коконах.
-Изумо, ты долго собираешься у нас оставаться? – Вдруг спрашивает бабушка.
Камизуки смотрит на друга, неуверенно, будто поддержку ищет. Котетцу приходится вступить в разговор.
-Сегодня зайдем к нему домой и заберем вещи. Бабуль, мы пока планируем жить вместе. Прикидываю: нашего довольствия и процентов с поместья хватит, чтобы снять небольшую квартирку в центре и обеспечивать себе нормальное существование.
-Ты взрослый.. Тебе решать. Хоть навешай изредка, хорошо? – Кинбоку улыбается, но по лицу ее будто тень пробегает.
Камизуки склоняется в вежливом поклоне. Даже встает для этого из–за стола.
-Извините за вынужденные неудобства.
Бабушка только отмахивается. Ешь, мол, скорее, а то остынет.
Котетцу смотрит на губы друга, и понимает, как сильно хочет их поцеловать, вдохнуть запах его кожи, обнять и прижаться всем телом. Кинбоку включает воду, поток с грохотом бьется о тарелки, и последний из клана Хагане усилием воли возвращается в реальность.
-Бабуль, мы останемся здесь, пока не найдем приемлемый по деньгам и расположению вариант. А потом сразу съедем. Хорошо?
-Хорошо…. – Вздыхает пожилая женщина.
Друзья приходят к зданию администрации Конохи за полчаса до назначенного времени. Наматывают круги по окрестному кварталу, стараясь не особенно мозолить глаза патрулю на главном входе резиденции. Минуты тянутся невыносимо медленно.
-Сейчас сдохну от волнения, - признается Котетцу. – Или проблююсь.
Изумо молча кивает.
А потом время наскакивает, стремительно приближая момент, когда нужно отметиться в бюро пропусков и подняться на соответствующий этаж.
Внутри здание администрации совсем не кажется большим. Оно напоминает глыбу известняка, изъеденную голодными насекомыми.
Коридоры и узкие двери-бойницы.
Редкие джунины и чунины стараются соблюдать тишину, неслышно ступают по красным пыльным коврам, разговаривают вполголоса. Многие нагружены папками и свитками.
Встречаются АНБУ, черно-белые, словно ожившие гравюры. Фарфоровые лица-маски лишают их облик человечности, превращая в пугающих вестников смерти.
Котетцу надеется еще раз увидеть того самого, единственного, спасшего им жизнь. Который с лисьей мордой и копной серебристых волос.
Он даже не знает, сможет ли подобрать слова благодарности.
Разумеется, Копирующий всего лишь выполнял приказ. Никакой жалости, никакого сострадания, никакого интереса. Просто найти и доставить в Коноху.
Друзья узнали вчера: их Старший чудом добрался до родной деревни и доложил о потерях в команде. Но искали отнюдь не четверку чунинов-неудачников.
Искали Такено.
Их имена давно на Камне Памяти.
Иероглифы Камизуки Изумо и Хагане Котетцу выбиты на граните друг рядом с другом.
Впрочем, без разницы.
Когда-нибудь у Котетцу будет возможность сказать спасибо. Просто потому, что Хатаке Какаши узнал в окровавленных кусках мяса шиноби родной деревни.
Дверь рабочего кабинета Хокаге кажется очень старой. Темный лак вокруг кованой ручки уже вытерт, видны царапины и сколы.
Они стоят перед входом и ждут, когда дежурный даст разрешение входить. Но мужчина отчего-то медлит.
Сердце у Котетцу стучит в горле, болью отдаваясь в висках.
Внезапно прямо из-под ног вырастает АНБУ. Пугающим, нечеловечески слитным движением пробивается сквозь толщу ковра. Будто растение к свету.
Чунины синхронно отскакивают. Привычный ко всему дежурный склоняется в приветственном поклоне старшему по званию.
Человек в фарфоровой маске замирает на мгновение больше, чем того требуется. Взгляд скользит по джунину, задерживается на парнях.
Какую-то долю секунды Котетцу кажется, будто губы фарфоровой маски расплываются в полуулыбке, обнажая острые зубы.
От реальности видения по коже ползут мурашки.
АНБУ знаком показывает, мол, подождите у входа пару минут, и тотчас проваливается в стену, буквально прорезает ее насквозь, как горячий нож входит в масло.
Котетцу переводит дух.
Ему кажется, что где-то он уже видел эти пугающие и одновременно прекрасные техники.
Но не помнит, где….
По глазам ударяет яркий свет.
Большое панорамное окно открывает потрясающий вид на Коноху.
Кабинет совсем старый, и ремонта здесь не было со времен Первого. Стены с потрескавшейся штукатуркой, приземистый деревянный стол, большое кресло, несколько предметов мебели, сотни сваленных в беспорядке свитков, - такая вот неожиданно непритязательная обстановка.
Как положено, через несколько шагов они опускаются на колено.
Сквозь открытую форточку в кабинет врывается пение птиц.
-Вольно, - звучит тихий, но властный голос, без остатка заполняющий собой все пространство.
Парни послушно выпрямляются.
Фигура Хокаге теряется в огромной, залитой солнцем комнате. Сарутоби кажется совсем невысоким, меньше их самих, и, в то же время, огромным, попирающим небо истуканом.
Большая шляпа делает старика похожим на гриб шиитаке. Хокаге снимает это свидетельство власти, кладет рядом на стол. Садится и знаком предлагает последовать его примеру.
А на столе неожиданно оказываются чайник и три чашки.
-Не очень разумно пить с утра саке, не так ли? – Ухмыляется верховный главнокомандующий.
Хагане отвечает вежливой улыбкой, ощущая, как дрожат от напряжения уголки губ. Осматривается. Все стулья в кабинете завалены документами.
-Положите свитки на пол, и садитесь куда хотите. У меня тут немного…. бардак. Рабочий процесс, сами понимаете.
То ли это действие чая, то ли улыбка и открытое лицо старика располагают себе, но, после нескольких глотков волнение оставляет друзей.
-Я посмотрел ваши личные дела, - прямо начинает Хокаге. – И кое-что меня заинтересовало. С завтрашнего дня вы приступаете к работе в Центральном архиве. Потом – посмотрим. И… предупреждая вопросы. Полное обеспечение государства, с сохранением права на две кратковременных миссии в месяц если будете справляться со своими обязанностями.
Котетцу не верит своим ушам. Он искренне удивляется, когда слышит собственный голос, сиплый и ломкий, будто чужой человек говорит:
-Почему мы?
Старик щурится, как кот на солнце, и не спешит отвечать. Вертит чашку в руках, а потом поднимает глаза:
- Ваша жизнь как трехгранный кунай. Одна грань ты. Другая – он... А третья – Предназначение.
Изумо таращится в чашку, и видно, что он тоже нифига не понял.
Хокаге вздыхает, подпирает голову рукой:
- Все твердое ломается. Или становится гибким… Я думаю, со временем вы сами придете к этому пониманию. А теперь, подойдите ко мне.
Парни послушно следуют приказу.
-Ближе.
Они делают еще шаг вперед.
-Клянетесь ли вы держать в тайне всю информацию, к которой вы будете иметь доступ к завтрашнего дня?
-Своими жизнями, и гордостью предков, и честью Конохи… - синхронно произносят парни слова присяги.
Хокаге довольно улыбается. А потом протягивает руки и накладывает печати.
С узловатых пальцев ручейком сбегают символы, плывут по воздуху и растворяются в ткани форменных жилетов, проникая туда, глубже, под кожу, в самую сущность кажого из них.
Котетцу волной бьют чувства тревоги и сомнения. Словно, имей он выбор, поступил бы иначе.
Словно случилась ошибка, самая главная ошибка всей их с Изумо новой жизни.
Но кто перечит Хокаге?
-Хорошо. Зайдите в 102 кабинет и можете быть свободны на сегодня.
Настроение ниже уровня горизонта. После аудиенции у Хокаге обоих придавил жестокий отходняк.
Хагане знает, что Изумо чувствует то же странное и необъяснимое нежелание работать в Центральном Архиве, месте сверхсекретном, высокооплачиваемом и весьма далеком от опасных миссий.
Так они и бредут, закинув за плечи выданные в Отделе довольствия рюкзаки с новой формой Департамента Разведки и Контрразведки, до сих пор не веря в абсолютную реальность произошедшего.
После Клятвы обратной дороги нет, это каждый знает.
Теперь они в полном подчинении Штаба Хокаге и Департамента.
Простая серая форма по-прежнему напоминает ублюдков из Тумана.
А еще, они в прямом подчинении Морино Ибики.
Человека, с которым связано слишком много воспоминаний…
Воспоминаний детства, когда он был совсем иным человеком, добряком-старшим братом их одногруппника в Академии.
Воспоминаний прошлого, которое все еще кажется настоящим: допросы, допросы, допросы. Бесконечная вереница дней и месяцев в подземелье Конохи.
Забавная штука - жизнь.
Морино Ибики, мать его.
А сейчас нужно сделать еще одно дело.
Проводив до входной двери Изумо, Хагане забирает у парня рюкзак и остается ждать на лестничной площадке.
Ему не хочется присутствовать при очередной разборке в семействе Камизуки, а по-другому у них не бывает. В такие моменты Котетцу отчаянно рад, что у него нет родственников, кроме горячо любимой бабушки Кинбоку.
Взгляд выхватывает обитую искусственной кожей дверь, а за ней - коридор со знакомыми обоями. Хагане отступает к перилам и отворачивается к окну, но все равно слышит, о чем говорят люди в квартире.
-Мам?... – С паузой, голос Изумо.
От этого шепота у Котетцу все внутри переворачивается.
И тотчас – гвалт голосов, слова друга теряются в водовороте фраз.
Приходится приложить усилия, чтобы разобрать, о чем идет речь.
Он не выдерживает, подходит ближе к двери.
-Ты не будешь здесь жить! Комната давно занята, понял? Нашелся тут герой деревни! Бросил нас в трудный час, бабушку довел, преставилась от горя! Хорошо хоть дотацию от государства получили вместе с твоей похоронкой!
-Я только… это…вещи забрать. – Выдавливает из себя Изумо.
Котетцу узнает спокойный, начисто лишенный эмоций тон, появившийся на второй год заточения.
-И не думай, что можешь претендовать здесь на что-то! Из-за тебя мы концы с концами едва сводили! Если бы не Томо-сан….
-Вещи…. Можно? – Повторяет Изумо.
-Какие вещи?! Твои? Тряпки, что ли? Платья? Кофточки? Что ты там еще носил?! Всегда таким был, никудышным… никакой пользы от тебя. – Почти визжит сестра.
-А рисунки?
-Что рисунки? Кому вообще нужна твоя мазня? Ее даже продать нельзя!
Неожиданно раздается громкий мужской голос:
-Че вы, бля, орете, как торговки на рынке!
Из комнаты, когда-то принадлежавшей Изумо, выходит мужчина. Выше парня головы на две, с крепким телом и очерченными мускулами. На предплечье вьется змеей татуировка. Оценивающе смотрит сверху-вниз, а потом небрежно кивает в сторону Изумо:
-Это че?
-Догадайся, - шипит мать Камизуки.
-О! Так самая младшая сестренка вернулась? Наслышан-наслышан!
Томо подходит почти вплотную, здоровый рослый боров. Наверное, проводит много времени в качалке: у шиноби не бывает таких крупных нефункциональных тел.
И ведь специально это делает, потому что стоящему у стены невысокому парню придется запрокинуть голову, если он захочет встретиться глазами.
Звонко шлепает Изумо по щеке, открытой ладонью. И прихватывает за подбородок. Наверное, чтобы продемонстрировать, кто тут в стае женщин главный.
-Момо-тян, так тебя, вроде, зовут?
У Котетцу даже мысли не рождается. Он подбирается, выжидает мгновение, когда у Камизуки сорвет башню, чтобы оттащить парня быстрее, чем тот успеет наделать дел.
Но ничего не происходит.
Изумо спокойно смотрит снизу-вверх, руки глубоко в карманах.
Хагане привычно считывает эмоции друга. Обычно Изумо без предупреждения, не меняясь в лице, коброй срывается с места. Поэтому, чунин на всякий случай концентрирует чакру в ногах и ждет, как бы что не вышло.
Нестерпимо сильно хочется размазать самоуверенного ублюдка по стене.
Но…. Сделать подобное в доме Камизуки, на глазах у семьи, принимавшей его столько лет, да еще в присутствии Изумо - у Котетцу просто нет на это права.
Между тем, друг произносит, с расстановкой, почти по слогам:
-Меня. Зовут. Изумо. Камизуки. Запомни. Это. Мудак.
Томо все еще держит парня за лицо, эта картина отсылает к прошлому, тому самому, которое Котетцу безуспешно пытается забыть. К «Момо-тян» и Изумо, валяющемуся после допросов безжизненным куском мяса. Воспоминания ядом циркулируют в крови, и, кажется, даже воздух пульсирует от переполняющей Хагане ненависти.
-Изумо вроде мужское имя? А ты действительно похож на девку. Мне про тебя рассказывали: девка и есть. Спорим, даже не знаешь, что могут делать настоящие пацаны.
На столике в прихожей лежат длинные гвозди, такими ремонтируют крыши под окнами. Томо тянется за одним, зачем-то сгибает его в дугу перед носом у Камизуки. А потом снова расправляет.
Котетцу ждет какого-то сигнала от Изумо, но друг вдруг закрывается. И Тетцу не успевает уследить за происходящим.
Он едва видит слитное, почти неуловимое глазу движение, после которого руки Томо заломлены над головой, а ладони насквозь пробиты гвоздями,
Камизуки до самых шляпок всадил десятиметровые железки в кирпичную стену.
Великан распят на стене прихожей.
Изумо смотрит на него все невыразительно, а потом неожиданно раскрывается, и на Хагане потоком выплескиваются его опустошение и злость.
Злость на себя.
На ту часть, которую зовут Момо-тян.
Которую он ненавидит, как только можно ненавидеть собственное Я, растоптанное, изгвазданное, изнасилованное.
Он распял на стене не Томо, он распял собственные воспоминания.
Впустую.
Прошлое будет с Изумо всегда.
Мужчина широко открытыми глазами смотрит в пустоту, а потом изо рта его вырывается хрип. Алые струйки бегут по коже вниз, кровь капает с локтей на линолеум.
Несколько секунд в коридоре сгущается тяжелая, гнетущая тишина, а затем Томо начинает верещать, и Котетцу с совершеннейшим безразличием понимает, что быстро вытащить гвозди из стены женщинам точно не удастся.
Изумо поправляет челку знакомым движением:
-Ну, я пошел?
Отойдя от дома на приличное расстояние, друг обрушивается на лавку и утыкается лицом в ладони. Растирает виски.
- Вот ведь….
Котетцу не знает, что сказать вслух, поэтому просто подходит и ободряюще кладет руку на плечи, гладит по ссутуленной спине.
Изумо вздыхает.
Хагане сжимает плечо парня. Так приятно снова чувствовать под рукой плотный материал бронежилета.
-Вот…
-Ага…
Ну, что тут скажешь? Котетцу не выдерживает, садится рядом.
Друзья долго молчат, рассматривая камешки под ногами.
-Рисунки жаль. – Наконец, выдавливает Камизуки. И добавляет:
-А бабка-то умерла, оказывается….
Мимо с воплями несется стайка детей из Академии. Один, в дурацком оранжевом комбинезоне, зацепляется носком ботинка за камень и смешно вспарывает носом землю.
-А ты… это, хорошо его приложил, - признается Котетцу. – Красиво.
Изумо грустно хмыкает:
-Да уж… Они могут хоть каждый день писать жалобы в трибунал, состава дела все равно нет. Я же в собственном доме, при исполнении, а тут гражданский сожитель одной из родственниц. Забавно… Начинаю понимать джунинов, которые по пьяни громят овощные лавки…Но, если честно: мне отвратительно то, чем я стал. Во засада.
Котетцу кивает, скорее своим мыслям, чем в согласии с другом.
Семья Камизуки напоминает ему стаю животных – такие всегда преклоняются перед сильным.
Теперь они будут молчать.
Потому что Изумо стал сильным.
А у Камизуки так яростно болит голова, что даже Хагане отдается.
Мимо снова проносится стайка детей из Академии.
Теперь в противоположную сторону. Как цветные рыбки в аквариуме.
-Ирука, Ирука-сенсей, - вдруг слышится девчачий голос, такой резкий, что рвет нервы у висков.
Котетцу поднимает голову.
В памяти всплывает образ невыносимого парня, который учился в Академии на курс раньше их. Интересно, где сейчас наводивший ужас на все гражданское население мобильный пиздец Умино? Может, до тюрьмы доигрался.
Котетцу поднимает голову.
И узнает крепкую приземистую фигуру, собранные в хвост волосы и шрам, пересекающий все лицо.
Ирука стоит в самой гуще детей, они с визгом цепляются за его форму, карабкаются на плечи.
Первый курс Академии. Последний год того, что с натяжкой можно обозначить словом «детство».
От увиденного у Котетцу внутри холодеет.
Но Ирука садится на корточки, достает из кармана платок, одному вытирает сопли, проверяет другому лоб, нет ли температуры. Затем берет девчонку из подготовительной группы на руки, она пищит от восторга.
-Ирука? Умино Ирука? – Выдыхает не менее пораженный Изумо.
-А? – Парень разворачивается всем корпусом в их сторону, застывает на мгновение и тотчас делает одной рукой отпугивающую духов печать. Поясняет с улыбкой:
-Так, на всякий случай. А то я ваши имена на Камне Памяти видел.
-О. Тогда тоже на днях сходим и посмотрим, какие мы крутые герои деревни, - ухмыляется Котецу.
-Миссия была длительная?
- Типа того. Зато, теперь работаем в Архиве.
-Впечатляет… А я вот занимаюсь преподаванием для младших курсов. Это будет мой первый выпускной класс.
-Умино, я не могу заставить себя поверить!
-Что-то не так? – Искренне удивляется Ирука. Спускает на землю девочку, она тотчас начинает прыгать и проситься обратно на руки.
-И часто ты ходишь к Камню Памяти? - Неожиданно спрашивает Изумо.
- Бывает. Говорю с родителями, - почему-то краснеет Ирука и незнакомым движением трет шрам.
-Друзья Ируки-сенсея! Друзья Ируки-сенсея! Давайте играть!!! - Визжат дети.
От их громких воплей больная голова, кажется, раскалывается на две равные половины.
-Я тоже хочу на ручки к Ируке-сенсею!! Ирука-сенсей!!!
-Как ты с ними работаешь? - Стонет Котетцу. – Они же хуже Девятихвостого!
Ирука только мягко улыбается в ответ.
-Это лучшее, что у меня получается в жизни.
А потом со смехом добавляет:
-Наверное, потому что я и сам монстр.
И Котетцу, вспомнив недавнее прошлое, согласно кивает.
-Хагане Котетцу, Изумо Камизуки.
Они стоят, вытянувшись перед новым начальником.
Ибики кажется гигантом, которому тесен небольшой, просто обставленный кабинет.
Мужчина основательно расположился за крепким дубовым столом, в окружении стеллажей с аккуратными рядами свитков. Из вещей, которые с натяжкой можно назвать личными или, по крайней мере, нефункциональными, обращает на себя внимание только разлапистый цветок на подоконнике.
Через окно в комнату вламываются лучи света, падают на Ибики, превращая палача в глыбу камня, грубо высеченное из скалы подобие человека. Он похож на голема, которому не нужна душа для того, чтобы хорошо выполнять свои обязанности.
Хочется уйти из этого кабинета и никогда больше не возвращаться: Морино, его голос, жесты, большие ладони, особенная манера держать голову, - все это слишком напоминает отрезок их жизни, который хочется забыть, выдернув с корнем из памяти.
Но теперь это часть их жизни.
Жизнь сворачивается в тугую спираль, сужается до размеров Архива и короткой дороги домой, где каждый вечер они падают замертво. Жизнь становится такой маленькой, что, кажется, друзья сейчас задохнутся от собственного углекислого газа.
Одним облачным, влажным утром Котетцу просыпается с ощущением, что он все еще в тюрьме.
В Тумане или в Конохе – без разницы.
Смотрит на Изумо, на глубокие тени, залегшие вокруг глаз, смотрит на осунувшееся лицо и поджатые во сне губы.
Хочется послать все на хрен.
Хочется на миссию. Куда угодно, без разницы. Только, чтобы вырваться отсюда.
Хочется отползти подальше от Архива и от Морино Ибики.
Они работают.
Они работают.
Они работают шестнадцать часов в сутки.
Они работают в выходные, потому что не успевают разобраться с делами вечером в пятницу.
Они работают, потому что надеются получить в конце месяца крохи зарплаты, оставшиеся после штрафов из – за их «нерасторопности и невнимательности».
Нерасторопность и Невнимательность.
Так говорит Морино Ибики.
Человек, который никогда не спускается в Архив.
Котетцу не может не работать.
Н а нем – печать Хокаге.
Конфискат.
Убийственные техники.
Результаты по экспериментам.
Материалы с грифом «Совершенно Секретно» - в комнате, обитой цинком.
Найти по списку, отсортировать, составить опись, подготовить документы для каждой из сотни ежедневных миссий, сделать первичную прикидку по распределению заданий для шиноби.
Документы. Документы. Документы.
Сухой запах целлюлозы.
Каждый день. Каждый гребаный день.
Котетцу кажется, что он слышит шорох бумаг, даже во сне.
И когда падает на кровать и закрывает глаза, на веках - только сцены из плена да ряды стеллажей со свитками.
Котетцу вообще слишком много видит.
И слышит лишнее.
Там, в Архиве. Слышит шорохи и голоса. Плач и смех. Вопли. Стоны. Песни. Треск костей.
Чувствует неуловимое движение, от которого волоски на руках становятся дыбом, по телу идет дрожь. Словно кто-то наблюдает за ним, скрываясь в тени.
Не один, нет, одного было бы просто найти.
Десяток, может быть сотня или тысяча глаз.
Хагане затылком чувствует дыхание.
«Оставь… Оставь… Оставь…»
Котетцу кажется, что он день за днем сходит с ума.
Чунин плотной ладонью сжимает скользкий электрический фонарик, молясь, чтобы не села батарейка.
Они разряжаются здесь мгновенно.
«Умри…. Умри…. Умри….Умри….» - Такой привычный шепот голосов.
Он слышит, как причмокивают губами сотни голодных ртов.
Пространство Центрального Архива сплетено из теней.
Непроглядная чернота пустот между свитками, полутьма в самых светлых местах, круги мутного желтого света там, где парни помогают себе фонариками.
Иногда Котетцу кажется, что когда - нибудь он просто не найдет дорогу обратно.
Что станет одним и тех, кто смотрит из темноты. И будет шептать какому-нибудь другому чунину:
«Оставь… Оставь… Умри…».
Хагане с шумом втягивает воздух, и умоляет батарейку протянуть еще немного.
На голову обрушивается что-то мягкое и тяжелое. Он даже не чувствует боли, просто чернеет в глазах.
Фонарик падает на пол. Откатывается, волоча за собой овал света.
Хагане пытается содрать с себя эту тварь. Везде слизь, руки скользят, не могут зацепиться. Он вонзает ногти в податливую плоть, ощущая, как они все глубже и глубже уходят под кожу.
Чавкающий звук над ухом, и острая боль, и тепло, и снова:
«Умри».
Кровь заливает лицо.
А под пальцами сминается бумага сжатого в руке свитка.
Хагане с воплем отбрасывает его в сторону.
Только для того, чтобы освободить место еще для нескольких тварей.
Сломя голову, Хагане несется к выходу, спотыкается, падает, бьется о стеллажи и, наконец, чудом выскакивает наружу.
Свет режет глаза.
По полу катятся, на ходу разворачиваясь, смятые свитки.
Котетцу спешно запирает за собой дверь.
-Еще немного, и я буду знать все о каждом из жителей Конохи, - не отрывая взгляд от документа на столе, мрачно констатирует ничуть не удивленный Изумо. – Помочь с раной?
На свитке у Камизуки – родовая эмблема проклятого клана Учиха.
Хагане опускается на колени, ползает, пытается собрать свитки.
Тяжелые капли крови падают на пол и впитываются в бумагу.
Котетцу хрипит, то ли заходясь в бессильных рыданиях, то ли просто восстанавливая способность дышать.
-Тук-тук-тук, - раздается над ухом голос Морино Ибики.
Парень спешно вытягивается, прижимает к груди свиток.
-Опять разбил голову о стеллаж? Напишите мне заявление на ящик новых батареек, - говорит джунин.
А потом вдруг кладет тяжелую руку на макушку Котетцу, сминает окровавленные волосы.
Хагане смотрит снизу – вверх, ощущая, как кружится голова.
-Из-за вашей очередной оплошности только что погибло два чунина на северной границе.
Со стола Изумо с грохотом валится папка.
Камизуки лежит у стены.
Тетцу телом чувствует, как друг дышит, как стучит сердце, перегоняя кровь.
-Думаешь, справимся?
-А куда мы денемся? - Вздыхает Изумо. – Куда мы денемся….
И тут же позволяет ладоням отправиться в путешествие, погладить дорожку волос, спускающихся от пупка к паху Хагане, нагло забраться под резинку трусов.
От этого приглашающего жеста вспыхивает такая неудержимая злость, что он сам себе поражается.
Котетцу с минуту лежит, крепко сжимая ладонь Изумо, пойманную на полпути. Наконец, ему удается выдавить из себя:
- Не надо считать, что я должен обязательно кончить для того, чтобы у нас с тобой были отношения. Я ведь не животное, понимаешь? И готов ждать столько, сколько ты сам посчитаешь нужным.
Он знает, что Изумо сейчас мучительно подбирает слова, цепляясь за каждое, словно за спасательный круг. Чтобы избавить друга от мучений, Котетцу разворачивается, вслепую ищет губы Камизуки. Хагане крепко прижимает к себе парня, вздыхает, и тотчас размыкает объятия – естественное желание большего накатывает теплой волной.
-Мне так нравится твоя бороденка, - неожиданно говорит Изумо. Гладит Котетцу по подбородку, как кота, задирая волоски.
-Ладно, тогда не буду брить…. Только сам не отращивай, оки?
-Угу. Спокойной ночи.
-Спокойной, - откликается Изумо.
-Нееее, ну это блядь ПИЗДЕЕЕЕЕЕЦ…. Нееее, ну реально охуели мужики… Бляяяя, ты это слышала? Ну пиздееееец, чтоб я год не мылась….
Анко, острая, как бритва, злая, словно змея, которой размозжило хвост. Плюется ядом.
-Не, ну как так можно, вот объясни мне ты, умная? Как ты себе НОРМАЛЬНОГО нашла?... Каждому второму - по хую лопатой!!! В обязательном порядке! Ну ПИЗДЕЕЕЕЕЦ!
-Перестань орать на весь коридор!!! – На повышенных тонах успокаивает подругу Куренай.
У куноичи абсолютно красные глаза. Кажется, что прозрачные. Под бесцветными, будто стеклянными радужками виден слой мяса.
Унять Анко могут либо Морино Ибики, либо хороший нокдаун, Юхи эта задача явно не по силам, несмотря на все выдающиеся таланты джунина.
Поэтому Куренай, яростно сопя себе под нос, волочет упирающуюся девушку к выходу.
-Кругом одни пидорасы! Мы вымрем! Просто вымрем нахрен! Потому что все они пидорасы! Ты видела эту статистику?! Нормальных мужиков один на десять шиноби! И одна женщина на семь нинзя!! Вот скажи мне, это нормально?!!!
-ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ УЖЕ НАКОНЕЦ!!! – Орет Куренай. – Дура!!!! Это же ЗАКРЫТАЯ ИНФОРМАЦИЯ!!!!
-Дискриминация моих интересов по половому признаку!!!! Вот это что! – Еще громче заходится Анко. От нее несет саке.
Поравнявшись с Котетцу, Митараши тыкает в него пальцем:
-Ты тоже этот… как вас там… БИСЕКСУАЛ, да?
-Отъебись от парня. – Спокойный голос.
Как ушат холодной воды в этом бытовом безумии.
Периферийным зрением Хагане видит Ширануи.
Как ни странно, слова джунина действуют на Анко отрезвляюще. Она судорожно всхлипывает и позволяет себя увести.
Котетцу ставит галочку у себя в памяти.
-Совсем сука с катушек съехала, - ворчит себе под нос Генма, а потом оборачивается к Котетцу:
-Разговор есть. Отойдем?
Хагагне послушно кивает, пытаясь сообразить, что от него нужно спец-джунину.
-Ну.
-По поводу мелкого.
-Ага?
-Он у вас часто бывает?
Странный вопрос….
Хагане чешет переносицу, пытаясь сообразить. Не знает что ответить, хочется оказать услугу Ширануи, и, вместе с тем, не подставлять приятеля детства. Кто знает, с чего вдруг Генму интересуют такие вещи.
Тяжелый взгляд джунина прошивает насквозь. Уж что-что, а лоббировать свои интересы Ширануи умеет.
Атмосфера становится невыносимой, и Котетцу честно отвечает:
-Бывает… Раз – два в неделю. Сейчас заходит чаще, чем в первое время. Иногда с нами пьет чай, чаще зависает на совещаниях с Ибики-саном. Берет свитки из общественной части Архива, возвращает всегда вовремя.
-Ясно. Если заметишь, что тусуется в Департаменте больше положенного, сообщи мне, хорошо? Я в долгу не останусь. А это вам так, перекусить.
Генма достает из рюкзака бумажный кулек, засовывает его в руки Хагане и, прежде чем парень успевает что-то возразить, разворачивается и, глубоко засунув руки в карманы, уходит.
Котетцу остается стоять с ощущением, что ему только что всучили первую в его жизни взятку: аппетитные такояки, аромат которых ощущается даже через папиросную бумагу.
-Ты где был? – с порога спрашивает Котетцу. – Не застал дома, пошел за продуктами, у них прорвало трубы, и магазин закрыли… Так что, сейчас жратва, наверное, плавает среди вонючих потоков дерьма, жуууть. Пришлось переться аж до самой Восьмой Радиальной, представляешь?... А ты где был?
-Я что, должен перед тобой отчитываться? – Ни с того ни с сего кривится Камизуки.
Котетцу оборачивается, в удивлении вылупившись на друга.
– Шмотки купил, - сердито почесав глаз, объясняет Изумо.
-Что?
-Ну….одежду. Тебе не надоело носить только форму или в обноски из «прошлой жизни»?
-Только не говори, что наш модник Гекко позвал тебя шататься с ним по магазинам!
Котетцу помнит, что очень удивился в свое время, заметив у Хаяте не слишком типичную для шиноби привычку.
Изумо опускает голову.
И тотчас вскидывается вновь, смотрит сердито:
-А если и так? Зачем заставляешь чувствовать себя виноватым?
Неуверенный тихий мальчишка, одетый в вещи с плеча старших сестер.
Момо в Конохе. Неудачник.
Момо в Тумане. Подстилка.
В нынешнем Изумо, молодом широкоплечем мужчине с низким голосом, нет ничего женственного.
Друг мог бы быть здоровяком из клана Акимичи, хрупким танцором-наложником в серьгах из страны Воды, высоким, бугрящимся мускулами силачом, - наверное, для Котетцу все это не имело бы значения. Но только «наверное».
Хагане сглатывает вязкий ком слюны и произносит:
- Наоборот, хорошо, что кто-то из нас двоих позаботился об этом вот… всем. Мне бы не хотелось, чтобы думали, будто у нас совсем плохо с деньгами из-за штрафов, а с временем - из-за гребаных дисциплинарных взысканий.
Изумо суетливо выкладывает из пакетов несколько пар джинс, футболки, толстовки с капюшонами, кеды.
-Это тебе, а это мне. В размере, думаю, ошибиться сложно, поэтому купил на тебя без примерки. И эту вот зеленую одень…. И никогда не бери мои вещи, не нужно лишний раз афишировать, что вместе живем... Трусы. Носки.
На слове «трусы» Котетцу захлестывает волна нежности.
Он обнимает друга за талию, утыкается в шею. Изумо фыркает, но не делает попыток освободиться.
-Спасибо. Правда…. Родной мой, любимый.
Хагане разворачивает его к себе лицом, целует чисто выбритые щеки, сухие губы, хочет забраться языком внутрь, но Камизуки отстраняется.
-Только, блядь, не думай, что я что-то типа….? – Тихо просит друг.
-Ты че, тупой? – Отвечает Хагане фразой из детства.
В наступившей тишине слышно, как в замке проворачивается ключ.
Бабушка возвращается домой.
Котетцу почти физически чувствует искреннюю радость Изумо. Все не успело зайти слишком далеко.
У них до сих пор не было секса.
-Я больше не могу, Тетцу… Я не могу больше. Чувствую себя последним дебилом! Идиотом!!! Ничтожеством тупым!!!
Изумо с силой бьется головой о стол. Звякает железо протектора.
Замирает в таком положении, сжимая кулаки.
Сорвался, наконец.
Стыдно признаться, но Хагане ждал, когда это произойдет. Ему надоело быть единственным слабым, кто истерит по вечерам.
-Да ладно… - Котетцу наклоняется, легко целует в шею, вдыхая родной запах кожи. – Все выдержали. И с этим справимся. Справимся, точно тебе говорю.
Оказывается, утешать легко и приятно.
-Да знаю я, что переживем, только куда мы денемся отсюда?! Не могу больше!!! Вот прямо сейчас – не могу!! Не могу чувствовать себя настолько…! Из-за нас бардак и разруха, пятнадцать последних миссий через жопу прошли, потому что мы намудрили с данными! Сколько погибло!! Статистика, мать вашу!... Всех подводим! Мы работаем для того, чтобы оплачивать собственные штрафы!!!
Котетцу только крепче прижимает парня к себе. Ему нечего добавить.
Вдруг Изумо спрашивает, изменившимся, спокойным тоном:
-Самое страшное знаешь что?
-А?
-Мне Аоба разболтал. Он не должен был, но, ты же знаешь Аобу….
-Что я знаю про Аобу?!
-Тик-так, Тетцу, тик-так… Ему просто скучно. В общем…. Да причем здесь вообще Аоба?!
-Ты первый начал говорить про этого ушлепка!
-Да в жопу Аобу! Я про Архив!
При упоминании ненавистного места на Изумо будто тень наползает.
Чунин устало трет лицо, бормочет себе в ладони:
-Архив никого не отпускает. До нас в этом поколении работало семь человек. Первого разорвала «негласная» печать. Второй покончил жизнь самоубийством прямо в Центральном зале. Третьего убил один из запрещенных свитков, его хоронили в закрытом гробу. Четвертый, пятый и шестой сошли с ума. Тик-так. Съехали с катушек. Свихнулись. Пускают сейчас пузыри и срут под себя. Видишь это пятно на стене?
-Ага… - Медленно тянет Котетцу.
-Поздоровайся с предшественником под счастливым номером семь….
Изумо бьет нервная дрожь.
- Архив никого не отпускает.
Друг качается вперед – назад, волосы торчат в разные стороны, глаза одинаково слепо смотрят в никуда.
- Никто не справлялся лучше, чем мы. Все лажали. И потом приходилось отмывать лужи крови и стирать со свитков мозги.
Котетцу молчит.
Ему холодно, так холодно, как, наверное, не было даже в Тумане.
Изо рта идет пар.
Окно закрыто.
Воздух стоит стеной, кажется, его можно резать на части.
А под потолком кружится, медленно опускаясь на землю, большой белый лист бумаги.
На листе – иероглиф «Умри».
Парни молча следят за его неспешным движением.
Все это так привычно.
Жуткие твари в темноте, говорящие свитки, зловещие предзнаменования.
Когда это успело стать нормой жизни?
-Знаешь что, - разрывает тишину Изумо, - выжили там, выживем здесь. Вообще, как крысы, везде выживем. Нас - двое. В этом наше единственное преимущество перед предшественниками.
Изумо вздыхает:
-Твердое ломается или становится гибким. Так ведь сказал Сарутоби?
-Тетцу, давай поговорим?
-Что такое? Я оплатил счета за электричество.
-Да не о том… По поводу Изумо…
-Бабуль, извини. Мы действительно не можем сейчас никуда деться…Как только появится возможность, тотчас съедем. Сказали, что квартира освободится на будущей неделе…Ну и…
- Ты все время говоришь только «мы», не замечал? – Горько спрашивает Кинбоку.
Этот разговор рано или поздно должен был состояться.
Но, все равно, он не готов.
Не готов к непониманию, к обвинениям, к боли в глазах самого родного ему человека.
Наверное, он просто надеялся. Слепо, как маленький ребенок верит в всесильность собственной матери.
Верил, что их примут.
Просто потому, что он – внук, а Кинбоку – бабушка. И больше у них на всем белом свете нет близких людей.
Но в жизни так не бывает, правда?
В жизни есть обстоятельства. И ничего, кроме обстоятельств.
Кроме человеческого фактора, банального, как смерть в итоге.
А мать? Мать всегда оказывается обычной слабой женщиной, о которой ты должен заботиться.
Кинбоку начинает говорить, и каждое ее слово падает весомо, как камень.
Внутри поднимается теплая тошнотворная волна, доходит до груди и бьется, пытаясь выплеснуться наружу вместе с потоком отравленной крови.
- Изумо до сих пор спит в твоей постели, хотя у нас дома есть раскладушка, и о ее существовании вам точно известно, потому что она пристроена между письменным столом и окном. Я могу продолжать, но мне тяжело поднимать эту тему… Постыдились бы, в родном доме, почти при мне… Я не наивная, не слепая и не глухая, Тетцу. Ты ведь пидераст?
Хагане не знает, что ответить. Слово звучит как приговор, как гадкий диагноз, как что-то отвратительное, чему нет места в его жизни.
Тогда кто он?
И кто Изумо?
Парень молча смотрит на бабушку, не замечая, как в ослабшей ладони наклоняется чашка с остывшим чаем, как льется жидкость на пол, заливая ковер.
Бабушка медленно говорит. Будто вспоминает слова.
-Отец и мать… Брат… Дети… Внуки… Все умерли на моих руках. Всех похоронила. Всех пережила. За всех Бога молю… За тебя тоже… То, чем ты занимаешься, это … ужасно. Ты предаешь наш клан, ты предаешь всех нас. Меня. Себя. Родителей. Всех наших предков.
Ей не хватает воздуха. Кинбоку подходит к открытому окну, цепляется за подоконник. От нее пахнет успокаивающей сердце настойкой.
-Наша линия прервется... Ничего от нас не останется... только пара свитков в Архиве, да список имен на Камне Памяти. Думаешь, они положили свои жизни на благо деревни? Чушь! Они сражались только за наше будущее, за будущее нашей семьи. А ты собираешься просто взять и послать все в…
Уродливая лужа чая на полу вдруг бросается в глаза.
Он зачем-то бежит за тряпкой, трет ковер, пытаясь собрать подкрашенную травой воду. И вдруг, замерев, как был на коленях, признается в том, что больше не может в себе держать:
-Бабуль… Нет у нас будущего… И ты это знаешь. Потому что ты «не слепая и не глухая»… Я не могу сложить ни одной фамильной техники. Не мог, когда уходил в Туман. Сейчас вообще не получается…Свои дзюцу получил в плену, они не принадлежат Конохе и вряд ли передаются по наследству. У нас нет никакого «нашего» будущего. Я пуст. Шиноби-пустышка. Понимаешь?
Она стоит, едва возвышаясь над ним, такая старая…
Котетцу вдруг видит все ее прожитые годы, горе и потери, которые она перенесла. Ему хочется, как в детстве, прижаться к ее рукам, пусть потреплет успокаивающе по волосам.
И все станет как прежде.
-Бабуль…
Начинает говорить и понимает, что не сможет закончить фразу.
Между ними на ковре не лужа чая, там пропасть, огромная черная дыра, расширяющаяся с каждым мгновением.
-Я пытаюсь понять… почему? Что делала не так? Я старалась, чтобы ты рос мужчиной. Чтобы стал настоящим Хагане… Почему? Почему, Котетцу!?
Она плачет, размазывая слезы по лицу. Сотрясается всем своим маленьким телом.
-Вы такое поколение?... Почему? Почему ты такой? Почему у тебя ничего не выходит? Почему из всех Хагане выжил именно ты? Ни на что не способный пидераст?
Ее слова режут по больному, вскрывают вены и выпускают кишки наружу.
Ему плохо.
Больно физически и больно морально.
Но он заслужил.
Или нет?
Разве дети выбирают, кем им родиться?
-Извини, что не умер. Извини, что мне не дано. Извини, не оправдал надежд. Извини…. что люблю Изумо.
Внутри все крутит, словно рука в железной перчатке выворачивает душу.
-Мы не будем тебя больше стеснять.
Встает и идет в комнату собирать вещи, оставляя ее рыдать в одиночестве. И не может перешагнуть порог, в нем самом полно дряни, и надо очиститься, выблевать из себя слова:
-А как же родовой дом нашего клана?… Ты продала могилы предков в прошлом году. Место, где все мы родились. Где мы похоронены. Имеешь ли право ТЫ унижать меня?
Но легче не становится.
Выпущенный на свободу яд отравляет его самого.
Скорее, скорее уйти отсюда! Подальше от нее, подальше от родных стен. Возможно, на улице станет лучше.
Чувствует себя таким грязным…
Звонок в дверь заставляет вздрогнуть.
Возвращается Изумо. С пакетами продуктов. Говорит с порога:
-Я купил все, как вы и просили, Кинбоку-сан.
Бабушка не отвечает.
Котетцу выходит в коридор, и Изумо мгновенно считывает его состояние. Разгибается, застывает в проходе. Хагане бросает ему в руки рюкзак с самыми необходимыми вещами и документами. Берет свой и идет к бабушке.
-Спасибо, - говорит, не заходя в комнату.
Благодарит за все эти годы, за надежду, которую она дарила ему в Тумане, за любовь, за то, что была семьей, всем его маленьким миром.
Что научила быть и жить.
Он вкладывает всю свою любовь в это слово.
Бабушка сидит на кровати, смотрит в окно, и плечи ее мелко дрожат.
Котетцу закрывает дверь.
Она хлопает c тяжелым деревянным стуком.
Как крышка гроба.
Изумо молчит, и Хагане благодарен ему за эту тишину.
Друзья сидят на крыше, смотрят на Каньон.
Моросит мелкий, как водяная пыль, дождь.
Небо плачет.
Какой-то идиот нарисовал всем Хокаге усы и очки, и сейчас генины из Академии активно отдраивают краску. Ирука, наверное, тоже там, командует выводком своих маленьких чудовищ.
Но Котетцу не смешно.
Ему хочется найти этого малолетнего ублюдка и размозжить ему голову о камни Каньона.
Он совершенно опустошен.
Нестерпимо сильно хочется верить в лучшее, в то, что проснется завтра, и все станет по-прежнему, Кинбоку откроет дверь и скажет «Проходи и садись за стол, обед остывает». Будто не было сегодняшнего разговора.
«Ты мой единственный внук», - скажет она.
«Я тебя люблю», - скажет она.
«Самый близкий человек», - скажет она…
«Люблю….»
«Тетцу…»
Или просто улыбнется примирительно и промолчит.
Хагане не может заставить себя поверить в правду, хотя знает, что все уже решено.
Так человек, получивший кунай в сердце, смотрит неверяще, думая, что все обойдется, и дурной сон закончится, и зазвенит будильник, он откроет глаза, а за окном будет такое ослепительно яркое солнце.
Но то уже свет мира иного….
«Зачем люди все портят!!!», - хочется завыть Котетцу, а вместо этого он предлагает:
-Давай проведем неделю в приемной Архива? Надеюсь, Ибики-сан не будет против, если мы перекантуемся на рабочем месте?
-Ты че, тупой? В Архиве? Еще и на ночь? Выйдем оттуда зомби…, - вздыхает Изумо. – Мозги? Мозги? Вы не видели мои мозги?.. Тут мимо не пробегали, с извилинами такими, а у Тетцу гладкие на ножках? Ты хоть изредка думай, что предлагаешь. У нас есть все шансы вообще оттуда не выйти.
- Можно выбираться по вечерам на погулять или в «Ичираку»…. В конце-концов, будет не очень правильно напрягать семейство ГГ постоянным присутствием?… Или… что ты предлагаешь?
-Блин, Тетцу!… К чему все эти гребаные разговоры за жизнь! Скажи мне все в лицо, просто скажи уже наконец! Все что думаешь! Потому что если бы я мог что-то изменить, я бы что угодно сделал, понимаешь?! – Вдруг взрывается Изумо.
Он вскакивает, нервно мечется по крыше.
А потом замолкает на мгновение и продолжает уже другим, глухим голосом:
- Почему все вокруг меня превращается в…такое? Почему?
По лицу Изумо течет вода. Теплые капли скатываются с носа и с кончиков волос.
Хагане ловит его ладонь, подтягивает к себе.
-Это не ты виноват…
-Не я? Тогда кто?! Готов ползать на коленях перед Кинбоку-сан, если это хоть что-то можно исправить… Но… блиииин…..
Изумо трясет головой:
-Я не смогу тебя отпустить.
Котетцу вздыхает.
-Иногда я думаю, что так было бы лучше, - Камизуки обрушивается на свое место, утыкается головой в колени, и Котетцу почти физически ощущает его боль.
Боль человека, который всегда и везде оказывается лишним.
Капли со стуком разбиваются о черепицу.
А потом боковое зрение выхватывает фигуру справа, теневым шагом метнувшуюся на крышу и замершую неподалеку.
Котетцу очень медленно, ощущая, как со скрипом движется каждый позвонок, поворачивает голову.
Знакомый силуэт.
Белые волосы, превратившиеся под дождем в грязно-серую массу, глухая маска, насквозь промокшая форма шиноби.
Хатаке Какаши без выражения смотрит на каньон, на изрисованные ублюдком лица Хокаге, а затем встречается с Хагане взглядом.
И Котетцу видит в них ту же боль и то же отчаянье.
Он открывает рот и зачем-то протягивает вперед руку, будто хочет остановить Копирующего, не дать ему уйти прежде, чем скажет слова благодарности за спасенную жизнь, но ничего не может из себя выдавить.
Кажется, будто Хатаке улыбается им обоим, щурится единственным глазом, обозначая ухмылку, но веселья в нем нет, только усталость и грусть.
-Трехгранный кунай, да?
Котетцу не знает, не почудились ли ему эти слова.
А перед застывшем на ветру Хатаке вырастает АНБУ, тот самый, что образовался в приемной Хокаге перед их памятной аудиенцией.
И Котетцу вдруг узнает его.
Там, в Тумане…. Гигантская капля черной ртути, в долю секунды обретающая черты человека.
Джунин и АНБУ молниями срываются с места.
«Дорогая бабушка…».
@темы:
Наруто,
Мои тексты,
Ича Ича,
Воооот
-
-
29.07.2008 в 17:26-
-
29.07.2008 в 17:26-
-
29.07.2008 в 18:17-
-
29.07.2008 в 18:20Ждём продолжения, спасибо.
-
-
29.07.2008 в 18:21Какаши будет больше чем сейчас, но все равно не очень много, - он же не тусуется в одной локации с парнями. Но как можно без Какаши)) Люблю его.
-
-
29.07.2008 в 18:22.Ero-Jounin Hatake Kakashi , золотые слова.
-
-
29.07.2008 в 18:23прода приблизительно как этот кусок нашинкована кусками, так что буду заполнять дырки и выкладывать
-
-
29.07.2008 в 18:31какаши большая любовь
куда уж без него_)
-
-
29.07.2008 в 18:53Наконец-то дождался проды, проглотил мгновенно. Потрясающе, очень эмоционально и мрачно. Хочется, чтобы все таки Изумо и Котетсу нашли в себе силы жить дальше. И хочется ХЭ.
ЗЫ: Мозги? Мозги? Вы не видели мои мозги?.. Тут мимо не пробегали, с извилинами такими, а у Тетцу гладкие на ножках? брависсимо.
-
-
29.07.2008 в 19:48-
-
29.07.2008 в 19:58Tetsu-kun Спасибо, я рад, что производит приятное впечатление в целом, хотя глава достаточно мрачная)))
Ну, Изумо же любя так говорит, по праву умного))
А насчет полного ХЭ не знаю, будет ЖЭ))) Жизнь Энд
-
-
29.07.2008 в 20:00А от Архива мурашки!
Но Автор как всегда на высоте!
-
-
29.07.2008 в 20:04не знаю когда у них что наладится, но они будут работать над этим по мере своих возможностей.
а бабушка - она просто человек, это нормально
-
-
29.07.2008 в 20:11-
-
29.07.2008 в 20:14А то не в канон)))
Да и не хочется никого убивать....
-
-
29.07.2008 в 20:19-
-
29.07.2008 в 20:20-
-
29.07.2008 в 20:21-
-
29.07.2008 в 20:29-
-
29.07.2008 в 20:34blask спасибо, очень приятно
пизнаюсь, мне самому нравятся исклюдчительно фики с ХЭ, чтобы после всего дерьма было солнышнко, но у меня обычно получается как у героев выходит.
-
-
29.07.2008 в 20:44-
-
29.07.2008 в 22:09-
-
30.07.2008 в 00:17Потрясающая визуализация... А уж образ Конохского Архива... И сразу же дальше хочется, а теперь снова ждать... *вздыхает*
А еще - во всем информационном пространстве вокруг меня ты самый непредсказуемый человек)) Даже когда все вроде бы напрашивается - это становится ясно только потом...
Sideburn
Да уж, этот Архив заткнет за пояс все "Шестые чувства" и иже с ними... И, муррр... способность это изобразить, право же, дается не каждому...
-
-
30.07.2008 в 00:18-
-
30.07.2008 в 00:35Все мы, все мы в этом мире одни.
Но недаром же их слило вместе и перемешало тогда, в тумане.
Ваши Котзумы совершенно реальны. И вся эта липкая и тяжелая боль.
Невозможно за них не переживать...
-
-
30.07.2008 в 05:55-
-
30.07.2008 в 07:17будет не очень правильно напрягать семейство ГГ постоянным присутствием
Вот эти две вынесли на ночь мозги вместе с черепом
Мда, мало у них проблем, так еще и в Архиве какая-то нечисть... Ни за что бы не подумал, что она там водится, а теперь верю
-
-
30.07.2008 в 11:09-
-
30.07.2008 в 12:16jerry-puma хорошо что только на ночь) а то всадник без головы - как-то не катит с утра на ипподроме, правда?)
ну да, я всегда был сторонником идеи, что самые страшные вещи скрываются в самых бытовых местах
Blueberry pie неа. скандалы! интриги! расследования! - вот там настоящая жесть) а я так, играюсь)
light*s owner спасибо за отзыв. я надеюсь, что пацаны со всем справятся - все же не зря они вместе. а так да, нелегко им сейчас приходится - но так бывает всегда, когда надеешься на одно, а по возвращении получаешь вполне себе реальность такую.
D~arthie спасибо)) мне бы и самому дальше хочется, пока вроде настроение есть, буду сшивать дырки в истории. не хотелось бы делать перерыв, как с этой частью получилось.
приятно слышать, что получается удивлять, особенно от тебя - ты же много спойлеров уже знаешь.
Гм, я не знаю, чем тут особенно можно удивить, ну да ладно)
Надеюдсь и в следующей будет какое - нибудь яйцо с сюрпризом
-
-
30.07.2008 в 12:25Вот-вот, самое страшное в повседневном - по ипподрому летает всадник без головы, но зато с топором и лопатою