МОЗАИКА не помню какая-2

[roy]

Фон. Фон. Фонит.....

Конечно, Ник знает, что именно про него болтают.
Для этого есть зрительные импланты, огрызки ушей и некоторое количество мягкого вещества между ними. Он не дурак. И обиды прощать не любит.
Все эти грязные сплетни, убогие страшилки на ночь, шепот за спиной, от которого хочется медленно развернуться и с наслаждением вбить в глотку зубы… Ник только щурится в подобии нейтральной улыбки, решая очередные рабочие вопросы.
Они прячут глаза, - все и каждый. Никто не хочет смотреть.
Мо хотя бы честна, - она без сомнений говорит то, что думает. Ник ненавидит стерву, но не может не уважать.
Конечно, доктор давно уже не тот легендарно отсосавший шефу молодой инженер. Сегодня его все боятся. И никто не любит.
Хну тоже боятся. И обожают в равной мере. Сотрудники спустятся в ад, если шеф прикажет поймать там чертей.
А Ник – другой.
Раньше был тихой мышью с пришибленной внешностью Генмы, и его не любили. Теперь доктор Николас ван дер Хейде – первое исполнительное лицо в корпорации.
Его все еще не любят.
Так где он ошибся? Что делает не так?
Да, главный инженер выглядит, как больное чудовище, выбравшееся из дурного сна шизофреника. Да, бывает, ведет себя странно. Но в корпорации работают разные люди, и некоторые из них страшнее смертного греха, печать которого с гордостью влачат на своей душе. Таких полно, но только про доктора годами болтают, что он сексуальный маньяк, псих или серийный убийца, еще полностью не определились, ублюдки…., что ест трупы, а так же ставит эксперименты на людях, не брезгуя ни живой, ни мертвой плотью. Ему бы в фашистских концлагерях медаль за прилежание дали.

ТУТ ЛЕЖИТ ЕЩЕ

Ник грустно смеялся, пока не устал.
А теперь он выдохся, и терпение превратилось в паклю, - неизвестно, что будет дальше, распадется на волокна или вспыхнет фитилем динамита.
Эти долбанные практиканты, они точно такие же, трясутся, как осиновые листы на ветру. Мертвец почти уверен, что Хна подписал перевод только лишь для того, чтобы ему досадить.
Сил никаких больше нет… Ник устало опускается за свой захламленный стол, разводит в стороны кипы требующих срочного внимания бумаг, упирается лбом в ладони и долго смотрит на переминающихся напротив суррикатов с пятым уровнем допуска.
Они, видимо, ждут, когда ван дер Хейде размножится на несколько клонов, а затем каждого разложит на столе, поимеет, расчленит и съест, после чего собственным дерьмом напишет стишки на стенах.
Как же тошно…..
-Еще раз доброе утро. Поздравляю с началом сотрудничества! Я уверен, что наше общение принесет вам большую пользу и необыкновенный профессиональный опыт! Поэтому, внимательно слушайте распределению дел на сегодня!... Вы принесете мне человеческое сердце из морга…нет, лучше сердце и сразу печень, вот вы, молодой человек….. займетесь доставкой вещей моему постоянному ассистенту в больницу, а вы, дорогая, останетесь здесь и…. Помойте полы, что ли?… Про сердце и печень я типа пошутил, - уныло добавляет, наблюдая, как перекосило их лица, - но сейчас скину все необходимые данные, чтобы вы забрали мою свежую кровь из медблока.

К вечеру настроение скатывается куда-то далеко за температурный минимум. Еще немного, и холодная вязкая кровь остановится в жилах. Он принимает все необходимые медикаменты, ставит очередную капельницу, привычно ходит с ней по этажу, вгоняя новых ассистентов в ступор.
Возвращаться в темную, с тяжелым духом квартиру не хочется. Мог бы остаться на работе, гулять до утра, в конце-концов, пошел бы в кино или в какое-нибудь грязное полуподпольное заведение, но Ник действительно чувствует себя так, словно телом остановил локомотив.
Вот бы снова научиться спать!…
Хотя бы недолго… хотя бы на пару мгновений в день.
«Есть ли жизнь после смерти?» - Усмехается себе под нос.
Он устал, так устал, как, наверное, только ходячий мертвец умеет.
Дома Ник долго, с возвращающей веру в обычное положение вещей тщательностью обрабатывает швы и прилегающие к имплантатам воспаленные ткани, - везде, куда может дотянуться без помощи Генмы. Обычно это быстро и аккуратно делал клон, но теперь парень в больнице, а его ловкая правая рука надолго скована в лубке.
Умело и старательно Генма обращается с другими делами, о которых главный инженер не привык распространяться, потому что никогда не считал интимную сферу жизни достойной публичного обсуждения. Хна всегда придерживался сходной позиции, поэтому когда-то давно молча взял на годовое обслуживание лучшую шлюху, какая только нашлась, и без обидняков передал ее Нику.
Подарок в честь долгих дружеских отношений, а может быть, подачка, - Хна всегда думал слишком холодно, слишком отстраненно, слишком жестоко, к себе и к другим, - и ни для кого не делал исключения. Наверное, он даже по – своему беспокоился, потому, что его лучший инженер к тому времени был одиноким лет пятнадцать, и не испытывал ни к кому интереса, скатываясь в пучину депрессии и убогой любви всей своей дурацкой жизни.
Ник, конечно, сразу догадался, творением чьего кошелька случились их отношения с Чио, - жизнь искусала его веру в сказки, не оставив пространства для волшебства. Но он принял блядь так же, как поддерживал все решения шефа. И никогда об этом не жалел.
Просто дал шлюхе то, за чем она пришла, а потом забрал многим больше.


Ник по звуку определяет, кто и с каким настроением звонит в дверь. Замирает на несколько мгновений, весь вдруг мокрый и холодный от выступившего ледяного пота. С каким-то даже злорадным наслаждением захлопнув крышку ноутбука, на экране которого битый час мерцали не желающие поддаваться единой логике формулы, главный инженер с трудом встает, и плетется открывать.
Прошел уже месяц с момента истерического падения Генмы в кому, и теперь в квартире наступила эра позднего палеолита. Ник не удивится, если встретит динозавра где-нибудь среди валяющихся там и тут полезных ископаемых четырехнедельной давности.
На пороге стоит шеф.
Красивое лицо оплывает расплавленным воском, обнажая черную, неприглядную сущность. Прямо смотрят почти прозрачные, без белков глаза дикой твари, - словно на дне колодца, там ни тепла, не сострадания.
Ник, стараясь не делать лишних движений, молча отводит в строну тяжелую дверь. Кто-то внутри него громко орет: «Захлопни! Захлопни ее сейчас же, ну давай, давай, сделай это и беги, беги, прячься, спасай свою шкуру!», но инженер только шагает назад, пропуская гостя в квартиру.
Что для Хны пара сантиметров бронированного металла? Ник видел, как тот на части разорвал БТР, а потом сожрал всех, кто находился внутри, не взирая на регалии, бронежилеты, оружие, пару гранатометов и отличную амуницию.
Ноги становятся предательски мягкими, словно из них разом выдергивают кости. Старые воспоминания легко находят его, - не спрятаться от них, не скрыться…. Боль и ужас, барельефом застывшие на навсегда изуродованной правой руке. Ник был в сознании, когда Хна вырывал куски мяса, когда проглатывал, не жуя, жадно клацая десятками острых зубов. Эта картина отпечаталась на внутренней стороне век.
Даже сейчас, в череде многих кошмаров, преследующих его жизнь после смерти, он видит истинное лицо Хны. Стоит только прикрыть глаза.
Рефлекторно потирая старые шрамы здоровой рукой, инженер смотрит на зверя, потерянный, слабый, словно лабораторная мышь в вольере голодного удава.
Знает, о чем пришел говорить шеф. К гадалке не ходи.
О долбанном Автономном солдате со сбитыми сроками, на которого все еще нет времени. Терпение Хны кончилось ждать первых результатов, или тот по–прежнему уверен, что Ник саботирует. А может быть, просто хочет наказать.
Но вместо паники инженер чувствует привычно нисходящее на него в такие минуты спокойствие, трезвый взгляд в самую глубь вещей, будто не его вовсе, какого-то другого существа, просветленного мудреца, со своего облака взирающего на ситуацию со стороны.
Очень медленно, артикулируя каждую фразу, Ник спокойно, но с нажимом произносит:
-У меня. Нет времени. Заниматься. Автономным солдатом. До следующей среды. Потом Генму выпишут и процесс ускорится. Мы догоним первоначальный план. Через три месяца. – А сам отступает вглубь помещения, потому что знает, на пороге, в узком пространстве, Хна может неадекватно среагировать. Но тварь только молча слушает, рассматривая мертвеца немигающими, отражающими свет зеленоватыми студенистыми глазами.
О чем он сейчас думает, и думает ли вообще?
Ник продолжает говорить сдержанным, размеренным тоном, жестко, с нажимом, - слова звучат почти как приказы. Главное сейчас не допустить тишины, дождавшись возвращения друга. Он играет с огнем, танцует над пропастью, и, конечно, боится отступиться. Впрочем, Хну в истинной форме боится еще больше. Страшится не повторной смерти и даже не сопутствующей ей выворачивающей наизнаку боли, - одно проходил, другое скоро станет нормой. Боится поставить точку, и оказаться на помойке разорванной важнейшим существом игрушкой.
Обмануться в своем смысле жизни, - не самое хорошее завершение истории.
-Я тебе нужен. Нельзя причинять мне вред. Нельзя. Нельзя! Никто, кроме меня, не сможет содержать. Твои протезы в порядке. Я - Ник. Я - твой друг. Я - единственный инженер. Во всем мире. Способный создать Автномного солдата. Ватанабе без меня не справится.
-Бля, Ник, я что, так херово выгляжу? – Вдруг совершенно знакомым тоном, с унылыми интонациями спрашивает Хна.
Инженер даже не находит, что ответить. Силы вдруг покидают его, и он пустой оболочкой отступает в гостиную зону, где рушится на диван, чувствуя, как на плечи огромной глыбой ложится вся накопленная усталость, умноженная последними переживаниями в десятки раз.
- Мда.
А тварь привычным движением запирает чужую квартиру, так же, как он делал это сотни раз, приходя в гости. Идет знакомым путем на кухонный остров, перешагивая через скопившийся мусор, и вдруг останавливается на полпути.
-Как ты можешь тут жить? Это же настоящая помойка. – И со вздохом начинает убираться, как-то совсем просто находит большой черный пластиковый мешок для отходов, складывает туда бумажки, бутылки и пустые коробки, стряхивает с тарелок мумифицированные остатки еды, сор, какую-то ненужную ерунду.
Ник с удивительно пустой головой поднимается с дивана и бредет помогать. Шевелиться не хочется, непослушное тело будто под водой плывет, но брезгливая возня Хны задевает за живое.
-Вы, одинокие мужчины, хуже чем дети. У детей хоть мамка есть, чтобы за ними разгребать дерьмо, - ворчит Хна, собирая забытую посуду и складывая находки рядом с посудомоечной машиной. – Странно, что у тебя еще тараканы не завелись.
Ник хочет что-то сказать, оправдаться, но вспоминает старое жизненное правило: иногда ему стоит молчать. Да и что он может ответить? Рассказать, как чувствовал себя настолько хреново, что создал вокруг себя идеальное пространство, проецирующее собственное состояние, потому что место такому ублюдку, как он, только лишь в грязи да в собственном дерьме…
Разве поймет его Хна, у которого носки – и то глаженые?
Однако, уже через несколько минут становится невозможно смотреть, как тварь по-хозяйски копошится в личном, сокровенном, бережно сотворенном хаосе. К тому же, шеф напоминает извращенную пародию на Генму, и Нику вдруг не нравится это сравнение. Внутри медленно закипает пару месяцев сдерживаемая ярость:
- Какого хрена ты себе позволяешь?! Как к себе домой вламываешься в МОЕ личное пространство, - ок, я привык, это еще можно терпеть. Но… это МОЙ собственный хлам и вот же сюрприз, МОЯ собственная квартира! Тут как бы Я живу, и сру тут тоже Я, вау, и, если захочу, завалю гниющим мусором до потолка каждый сантиметр, а затем буду карабкаться по этим кучам столько, сколько сочту нужным. Так что, отложи мешок и ничего не трогай, разрешения на уборку Я не давал, а командовать будешь в офисе.
Хна послушно возвращает на место очередную чашку, которую хотел было передать посудомоечной машине, а затем останавливается и молча закладывает руки в карманы.
-Что тебе надо? - Без обидняков спрашивает Ник. Он от всего устал, и больше всего – от себя и от этой долбаной твари, которая считает нормальным манипулировать им так, словно Ник часть протеза в его сложносочиненном теле. – Знаешь, я плохо себя чувствую, дел по горло и нет никакого желания возиться с гостями. Если у тебя есть что сказать, говори, и проваливай. Обещаю, с честью выдержу любые новости, и не доставлю хлопот.
-Я….. – Хна ищет свою любимую трубку, но останавливается на половине движения, и только глубже засовывает ладони в карманы. – Никаких новостей в этот раз…. Просто хотел сказать, что был не прав, когда так сильно давил на тебя. Я ошибся и не смог провести грамотную оценку ситуации, это моя вина, и я ее полностью осознаю. У меня не было права пользоваться твоим доверием.
-Заебись. – Разводит руками Ник. Понимание смысла фразы ползет к нему со скоростью черепахи. Следом накатывает волна дурноты, и сразу же все сметает огромный девятый вал боли. От удара едва удается устоять на ногах, - покачнувшись, инженер возвращается в вертикальное положение. В груди щемит, кажется, словно огромный кулак сжимает и дробит в труху ребра.
По вискам медленно скатываются капли холодного пота. Комната плывет, как пустынный мираж, предметы с предательски зыбкими контурами медленно плавятся и испаряются.
-Слушай, мне очень тебя не хватает, - вдруг тихо признается тварь.
-Мне тоже, - соглашается Ник, пытаясь сморгнуть разверзающуюся перед глазами черную бездну. Только бы не потерять сознание! Из темноты собственного подсознания он может не вернуться. Вот же не вовремя!..
Раздавленное сердце стучит слишком медленно. Это, конечно, плохо.
-В общем, я хочу, чтобы все было как раньше. Хотя, конечно, это непростительная ошибка. Не думай обо мне неправильно, пожалуйста. И…. я очень скучаю.
Как тяжко…
Почему Хну приспичило извиняться именно сейчас!
Иногда Ник думает, что он неудачник. Даже редкая минута бытового триумфа мертвеца над зверем – и та порядком испорчена.
Шипит сквозь зубы, сдерживаясь, чтобы не заорать:
-Все, все, ок, я не сержусь, проваливай уже. Просто оставь меня одного.
-С тобой точно все в порядке? – С сомнением спрашивает заподозривший неладное Хна. Видно, что слова Ника его не убедили.
-Точно. Но мы всегда можем вернуться к этой теме, и ты все повторишь по второму кругу, - этот монолог словно музыка ласкает мой слух. А теперь иди, иди уже…. Не надо было тебе сейчас приходить.
-Я…
-Ты выбрал не лучший момент для признаний. Извини, я правда не в состоянии вести конструктивный диалог. Но мной ничего не случится. Иди, правда, если ты действительно что-то пронял, просто затвори за собой дверь. Я в порядке.
Последнюю фразу вроде даже для себя говорит. Сжав зубы, Ник ждет, когда уйдет смеривший его обеспокоенным взглядом явно неудовлетворенный исходом беседы Хна. Как всегда в тяжелые минуты, считает про себя, скороговоркой перебирая цифры в уме.
Тело рушится на колени, и оставшийся в одиночестве мертвец подкошенным деревом падает на доски пола. Чувствует только оглушающую вспышку удара, слышит глухой звук, с каким голова бьется о твердое дерево, но ощущения тонут в общем потоке, полностью перекрытые всем остальным.
С трудом поборов тошноту, сворачивается на полу в клубок, скручивается эмбрионом, подтянув колени к подбородку, считает до ста, до тысячи, а когда сбивается, всегда начинает с нуля.
Ему хочется выть, но не получается, потому что звуки застряли в глотке.
Не вздохнуть, ни крикнуть.
Механизм толкает по телу мертвую холодную кровь.
Ник чувствует, как искусственные органы работают на износ, пытаясь сохранить его иллюзию жизни.